В тесной узкой ложбине прокладывать путь было трудно. Если бы кто и попытался дать дорогу рослому парню, который, орудуя локтями и коленями, пробивался во встречном направлении, сзади тут же напирали новые ряды, угрожая смять замешкавшихся.

Множество маленьких рук хватали Долфа, цеплялись за него, то и дело чья-то изможденная фигура с ходу налетала на мальчика. Его ботинок нечаянно придавил босую ногу, раздался крик боли.

Но камень, где же камень? Долф озирался, не зная, как быть дальше. На гребне холма он заметил Леонардо, с неменьшим изумлением наблюдавшего за дорогой, на которую выплескивались все новые толпы маленьких пилигримов. Студент помахал Долфу, но тому было не до него. Он расталкивал плотно сомкнувшуюся массу, прорываясь к дереву, — камень все-таки должен быть поблизости. До него рукой подать.

Его сильно толкнул какой-то высокий детина, две девчонки уцепились за него, чтобы не упасть. Мальчишка в грязных лохмотьях привстал на цыпочки и принялся кривляться, размахивая руками. В ту же секунду Долф понял, что мальчишка вскочил на его камень. Ребята, проходя мимо, показывали на него пальцами, смеялись, что-то кричали в ответ. Долфу доставалось все больше тычков и пинков, он изо всех сил сопротивлялся неиссякаемому потоку, втягивавшему и его в свой круговорот.

— Пропустите меня! — Его крик перекрыл звук множества голосов. — А ты отойди, быстро! Дай я встану!

Сорванец, пританцовывая, гримасничал и не думал освобождать место для пришельца. Он продолжал дурачиться, тем более что зрители шумно подбадривали его.

Иные норовили задержаться, но, как и Долфу, им с большим трудом удавалось устоять на ногах. В один миг живая стена отделила кривляку от Долфа. Отчаяние придало мальчику силы, он молотил кулаками направо и налево, налетал на чьи-то ноги. Вдруг раздался истошный вопль, толпа, окружавшая камень, рассеялась. Долф поднял глаза. Камень был совершенно пуст, и лишь на месте следа, обведенного меловым контуром, зияла дыра. Оставшееся расстояние Долф преодолел одним прыжком, да так и застыл возле камня. Сердце, казалось, выпрыгивало из груди, ужас перехватил горло. В полном отчаянии он принялся считать: «…пять, шесть, семь… Только не думать ни о чем, только не спрашивать, куда девался этот бедняга. — Он зажмурил глаза. — …Двадцать три, двадцать четыре… Нет, он все-таки спрыгнул с камня, я же видел… Двадцать восемь, двадцать девять… А завизжали они просто оттого, что я придавил кого-то, а вовсе не потому что… Тридцать пять… тридцать шесть… еще несколько секунд, вот сейчас меня оглушит громовой удар; и я открою глаза в лаборатории профессора!.. Сорок восемь, сорок девять… Да нет же, этот балбес и в самом деле соскочил с камня, я еще успеваю…» Он боялся смотреть на циферблат, боялся пошевелиться, но ужаснее всего было поверить собственным глазам: каких-нибудь пять минут назад вот здесь валял дурака средневековый мальчишка, и вот теперь его нет…

Но как ни старался Долф отогнать навязчивую мысль и не возвращаться к разыгравшейся только что сцене, в глубине души крепла уверенность: мальчишку стянула с камня машина времени, а он, Долф Вега, опоздал.

Словно наяву, прозвучали слова ученого: «Если наша попытка не удастся — положим, тебя не окажется в нужный момент на условленном месте, — ты пропал. Ты обречешь себя на скитания по средневековью до конца своих дней».

Долф перевел дыхание, взял себя в руки и открыл глаза. Бросил взгляд на стрелки. Пять часов шесть минут.

Вопреки очевидному, он еще продолжал надеяться.

Тягостно ползли минуты, и ничего не происходило.

Пришло осознание: «Я потерян, я упустил свой единственный шанс». Сумятица мыслей, вызванная горьким открытием, мало-помалу улеглась. Наконец к Долфу вернулась способность рассуждать. Он продолжал стоять на камне, ощупывая пробитую впадину. Да, профессор, чтобы исключить всякий риск, разогнал машину на полную мощность. Много времени пройдет, прежде чем она снова включится.

Придавленный смертельной усталостью, Долф удрученно сошел с камня, его взгляд скользил по движущимся шеренгам, ни на ком не задерживаясь, ничего не видя.

Маленькие путники к этому времени заметно выдохлись, ряды их, прежде плотно сомкнутые, сильно растянулись.

Измученные дети, с трудом передвигая ноги, брели к неведомой цели. Не слышно песен, смолкли шутки, утихли даже слова молитвы. Долф смотрел на них невидящим взором, и навряд ли то, что он видел, проникало в его сознание. Последние волны шествия выплеснулись на дорогу.

Среди отставших было много девочек и малышей, худых, замурзанных, укутанных в лохмотья. Снова опустела дорога, но вот — шлеп-шлеп-шлеп — еще несколько человек молча, без сил плетутся, вздымая пыль босыми ногами.

Малыш лет шести, не больше, споткнулся и упал с громким ревом. Девчушка постарше подхватила его и потянула за собой. За ними горделиво вышагивал высокий, богато одетый мальчик. На ногах мягкие сапожки, шитый серебром кушак, кинжальчик за поясом. Картинка, а не мальчик. За обе руки его цеплялись малыши, которых он подбадривал разговорами. А вслед за ними, спотыкаясь и хромая, ковыляли обессилевшие оборвыши.

Откуда взялась эта процессия? Что гнало ее в путь?

Каков тайный смысл этого передвижения людских волн?

Еще один маленький странник упал и остался лежать, никто не поспешил к нему на помощь. Шлеп-шлеп-шлеп, — мелькали босые ноги. И в какой-то момент Долф понял, что больше не выдержит этого. Не может он видеть беспомощного ребенка, брошенного посреди дороги. А ведь еще и часу не прошло, как на этом самом месте испустил дух раненый разбойник. Долф бросился вперед. Секунда, и он склонился над маленьким телом. Девочка. Он попытался поставить ее на ноги, но, заглянув в лицо, испуганно отпрянул. Веки прикрыты, глаза глубоко запали, щеки осунулись. Она почти ничего не весила. Да жива ли она еще?

В отчаянии он огляделся. Еще одна стайка детей спешила мимо. Они с удивлением посмотрели на Долфа и, плохо соображая от голода и усталости, бездумно продолжали путь. Что же ему делать теперь с этой девочкой, потерявшей сознание?

И вновь рядом с ним оказался Леонардо со своим верным осликом.

— Она умирает! — воскликнул Долф.

Леонардо пощупал тоненькое запястье и тут же опустил руку.

— Умерла, — печально произнес он.

Долф осторожно опустил тело на землю.

— Но почему? — Слезы струились по щекам Долфа. — Да что здесь, наконец, происходит? Куда идут эти дети?

Леонардо не отвечал. Он поднял девочку и положил ее на траву. Сложил по христианскому обычаю ее руки на груди, осенил крестным знамением, прочитал молитву и начал сгребать камни вокруг тщедушного тельца. Долф помогал ему, опустившись на колени. А рядом все слышалось шлеп-шлеп-шлеп… Это тянулись ребята, замыкающие шествие.

Настанет ли конец этой процессии? Сколько еще измученных, больных детей пройдет по этой дороге?

Леонардо поднялся.

— Поздно. Пойдем-ка лучше в город, хоть я боюсь, что нынче вечером городские ворота будут наглухо закрыты.

Долф начал привыкать к его странному наречию и уже сносно понимал его.

Ответа на свой вопрос он все-таки не получил.

— Кто эти дети? — продолжал настаивать он.

Леонардо покачал головой. Он тоже был под гнетущим впечатлением увиденного.

— Дети… Что-то я слышал о них. Детский крестовый поход, вот что.

— Что ты сказал?

— Ну, они направляются в Святую землю, хотят освободить Иерусалим от неверных.

— Эти малыши? — Леонардо кивнул в ответ. — Ты что? Дети будут биться с турками?

Взгляд Леонардо остановился на холмике, который вырос над телом девочки.

— Но как? — спросил Долф, позабыв на минуту собственные несчастья. — Я же видел совсем маленьких, шести-семилеток. Что это за крестовый поход? Нет, невозможно…

Понял ли студент то, что пытался сказать Долф, неизвестно, но он наконец ответил:

— Это в самом деле крестовый поход. Детский. Во Франции уже был такой, но там собралось меньше детей. Мне рассказывали…